— Кино посмотрю, но буду начеку. Ты звони, если что.

***

Катя смотрела один из своих любимых фильмов — «Пятьдесят первых поцелуев», как вдруг зазвонил ее телефон. Сердце тут же забилось быстрее: неужто маме снова стало плохо?

Но нет, это звонил Роман.

— Катя, моя просьба тебе покажется странной, но… Я прошу тебя подъехать к кафе «Пилигрим».

Катя прекрасно знала это кафе с панорамными стеклами, оно находилось по пути к матери.

— Я не могу, Ром, я же говорила. Маме плохо. Я обещала, что приеду если что.

— Катя, это очень важно и как раз напрямую касается твоей матери. Я тебя не задержу, обещаю.

И Катя сдалась.

Через полчаса она вышла из маршрутки и сразу увидела Романа.

— Пойдем, — заговорщическим тоном произнес он и потянул Катю к кафе.

Только внутрь ее не повел, притормозил слева, Так, чтобы посетители были как на ладони, а вот их самих видно не было.

— Смотри в правый угол, — кивнул Роман в нужную сторону.

И Катя посмотрела. Ее мать, которой дочь позвонила перед выходом и которая голосом умирающего лебедя уверяла, что вот-вот ляжет спать, сидела в окружении своих подружек и цедила вино из бокала!

Катя раскрыла рот и захлопала ресницами.

— Э-э-э…

Она перевела непонимающий взгляд на Романа.

Тот по-своему его расценил и начал объяснять:

— После твоего звонка я решил съездить к твоей маме, Катя. Хотел с ней поговорить, узнать, может, что надо, может, врача нормального ей найти. В общем, припарковался у подъезда и собрался выходить, как Валентина Ивановна и еще три женщины вышли и сели в такси.

Роман вздохнул и поправил галстук.

— Я-то помню, — продолжил он, — что ты мне сказала: маме плохо, она лежит. Как-то не похожа она была на больную — с прической, при макияже. Ты извини, но я не удержался, поехал следом. Короче говоря, вот сюда они и приехали.

И он развел руками.

А Катя буравила взглядом довольную мать. Вот тебе и умирающий лебедь.

Но зачем, зачем она так поступила? Зачем врала?

Катя нахмурилась и достала телефон.

Набрала мать.

Смотрела, как та приложила палец ко рту, чтобы подруги замолчали, и ответила на звонок.

— Да, дочь? — потухшим голосом произнесла она.

— Ты как, мам? — Катин голос всё же дрогнул, но Валентина Ивановна этого и не заметила, запричитала:

— Да получше, получше. Лежу вот, телевизор смотрю. Ты мне сегодня уже не звони, я спать ложусь, а завтра утречком сама тебя наберу, отчитаюсь.

И бросила трубку.

А Катя словно приросла к асфальту и наблюдала, как мать снова повеселела, сказала что-то подругам, и они все вместе рассмеялись.

— Ром, отвези меня домой, — тихонько прошептала она через несколько долгих минут. — Я хочу побыть одна.

Глава 29. Новая метла

Катя запыхавшись вбежала в офис и промчалась мимо добродушного седовласого охранника, крикнув:

— Позже запишусь, Фёдор Яковлевич!

Она опаздывала, а сегодня к работе должен был приступить новый главный бухгалтер. Весь офис втихаря делился инсайдерской информацией: дескать, и суровый он, этот Бурцев Игорь Александрович, и хмурый, и крайне придирчивый.

Генеральный сообщил, что решил разбавить женский коллектив мужчиной. Что-то там вещал о рациональности и эффективности.

«А на внешность, — шептала вездесущая Аллочка, которой „посчастливилось“ будущего главбуха лицезреть несколько дней назад, — ну чистый медведь! Огромный, угрюмый! Волосы чернющие, взгляд страшнючий. Я как увидела, так и обомлела».

И сотрудницы охали и ахали, все как одна. Мужчина-главбух — существо редкое, практически вымирающее. А им вот «повезло»: будут работать под его началом. Какие правила установит? Как будет с ними общаться?

«Точно самодур!» — сообща постановили в итоге.

«М-да, мало мне личных проблем, теперь еще и начальник-самодур…» — причитала Катя про себя, пока неслась к кабинету.

Она дернула на себя дверь, но вместо того, чтобы войти в просторный кабинет, вошла в чью-то необъятную грудь. Носом.

Подняла взгляд и оцепенела: Медведь собственной персоной, судя по описанию Аллы.

Ну да, кому же еще могло так повезти, как не ей.

А Медведь тем временем замер на секунду, вскинул брови, вперившись взглядом в Катю, а потом аккуратненько отодвинул ее от себя своими лапищами, прокашлялся и пробасил:

— Екатерина Сергеевна, судя по единственному пустующему в кабинете креслу?

Катя кивнула. «Ишь ты, Шерлок Холмс».

Главбух кинул взгляд на наручные часы и покачал головой.

— Опаздываете. Нехорошо, нехорошо… А может, вы работу не цените? Так я не держу. Все недовольные или нежелающие тут работать могут смело писать заявление на увольнение. Вы недовольная или нежелающая?

Медведь склонил голову набок в ожидании ответа, а у Кати язык словно к нёбу прилип. Через несколько мучительно долгих секунд, когда его брови сошлись на переносице, она всё же открыла рот и пролепетала:

— Я… Э-э-э… Простите, этого больше не повторится.

— Ну-ну, — хмыкнул мужчина. — Вы у меня на карандаше, Екатерина. Оставляю вас, дамы, — обвел он взглядом разом притихших сотрудниц, — работать.

И вышел из кабинета.

Катя прошла на свое рабочее место и устало опустилась на стул.

— Вот медведь-переросток! — в сердцах воскликнула она.

Глаза ее мигом увлажнились.

— На карандаше… Работу не ценю, недовольная, видите ли… Да я ж на пять минут всего опоздала!

Сотрудницы бухгалтерии разом заохали, засочувствовали:

— Не обращай внимания!

— Видать, встал не с той ноги…

— Решил показать, кто тут хозяин.

— Только бы не выбрал тебя козлихой отпущения, Кать, — задумчиво протянула Алла.

И как в воду глядела.

После обеда Медведь заглянул в кабинет и отчеканил:

— Плошкина, зайдите ко мне!

Катя с замирающим от страха сердца обвела коллег печальным взглядом и поплелась в кабинет к Игорю Александровичу.

Тихо зашла и с минуту смотрела на него, пока он что-то активно печатал, не отрываясь от монитора.

Черноволосый, в стильном костюме, крепкий, даже симпатичный — волевые черты лица, широкие брови, нос с небольшой горбинкой. Только хмурый очень. А когда увидел Катю, нахмурился еще больше:

— Екатерина Сергеевна, скажите мне, пожалуйста, — скрестил он руки на груди, — вы здесь сколько работаете?

— Пять лет.

— Тогда как, скажите мне, можно было допустить такую досадную ошибку? А если бы я не увидел?

— К-какую ошибку? — округлила глаза Катя.

— Подойдите сюда, посмотрите сами, — приказал Медведь, но Катя не двинулась с места. — Да подойдите же, я не кусаюсь! — повысил он голос.

Плошкина на негнущихся ногах обогнула стол, встала рядом и заглянула в монитор.

— Вот, полюбуйтесь! — ткнул пальцем в монитор Медведь. — И вот.

Он открыл другой файл.

— Вы как данные в новую программу переносили? Вы чем думали? — прогремел он.

— Ну ничего же не случилось, Игорь Александрович, — проговорила Катя, вспоминая, что в то время как раз работала за двоих. Неудивительно, что допустила ошибку. — Я тогда как раз… — начала она, собираясь всё объяснить.

— Мне ваши оправдания без надобности! Ничего не случилось только потому, что я исправил ошибку. За вас, между прочим. Вы сюда ходите, чтобы красоту свою демонстрировать или мозг? Видимо, красоту! — подытожил он на повышенных тонах. — Идите, мне работать надо. Должен же хоть кто-то ваши косяки исправлять.

— Это не мой косяк! — пробурчала Катя себе под нос и вышла из кабинета Медведя.

Направилась прямиком в дамскую комнату. Заперлась там и дала волю слезам. Сказалось напряжение последней недели и то, как усердно она давила слезы всё это время.

Ну что она ему сделала? Что? За что выбрал мишенью для битья именно ее?

Мало ей проблем с мамой…

После того случая прошло чуть больше недели, и всё это время Катя избегала встреч с Романом.